Вода была непроницаема и холодна. Чёрная её толща утягивала взгляд так глубоко, что у девочки кружилась голова. Где-то там билась жизнь — фыркающая белёсым паром мордашка нависла над прорубью в отчаянных её поисках, — но во мраке скованного морозом моря ничего было не разобрать. Иногда девочка, как будто почуяв что-то, опускала в воду тонкие руки, но тут же выдёргивала их назад, нервно стряхивая капли — те начинали серебриться инеем ещё до того, как падали на лёд. От бледных рук поднимались нитки пара.
Неизвестно, сколько она сидела здесь, пока Джек был сосредоточен на своей удочке и своей лунке. Наверное, уже какое-то время, судя по тому, как привычно она обколотила края заплывающей свежим льдом проруби. Выловив небольшую льдинку, которая легко поместилась у неё в кулаке, девочка поднесла её к лицу, едва рассмотрела и незамедлительно сунула в рот. Она улыбнулась тому, как мёрзлая вода тает у неё за щеками и хрустит на зубах — Джек смог увидеть эту странную, диковатую улыбку, потому что в этот момент бледное девчачье лицо повернулось прямо к нему. Улыбка на этом лице, остром, гладком настолько, что казалось скользким, не была радостной, не была удивлённой. Она выражала что-то такое, с чем девочка ещё не могла справиться и чему не дала названия. Она не понимала, что испытывает.
Её мутные глаза с прорезанными сверху вниз угольными зрачками с трудом удерживали внимание на чём-то одном, и девочка постоянно крутила головой, осматриваясь и цепляясь взглядом то за редкие фигуры рыбаков, то за крыши лачуг на побережье, то скользили вдоль мостка, вросшего сваями в лёд, то останавливались на Джеке, как будто отсвечивая лёгким признаком узнавания, то снова возвращались к проруби. Ветер трепал её за волосы, длинные и путаные, словно от рождения седые, но с едва заметным тёплым отливом, и дёргал тёмно-зелёный кафтан с меховой обивкой и такого же покроя плащ. Они выглядели дорого и никак не могли принадлежать этой заблудившейся замарашке. А она как будто не знала, что делать со своими вещами, неумело кутаясь в плащ просто из придури и теребя ворот, словно ей было неудобно и душно. Щуплая девчонка не выглядела замёрзшей. Она невозмутимо убирала с лица взбитые пургой волосы и с непонятным возбуждением слизывала с губ случайные снежинки, очень быстро дважды проводя кончиком языка. Затем она смотрела на мальчика-рыболова. На его прорубь. И снова на свою. Под её босыми ногами лёд превращался в воду.
Порыв ветра снова атаковал её. Снежинки осели на чём-то поверх её головы, на миг вычертив в белом вихре пробившиеся из-под волос рога, которых быть не могло там, которые невесть откуда взялись. Крупные, они тянулись в разные стороны, словно у упрямых северных яков, и можно было представить, как непросто жить под их тяжестью, но девочка словно не чувствовала этого веса. Может, всё потому, что это была лишь игра воображения и вьюги — как только ветер разорвал белую круговерть над нею, снег остался только в её взъерошенных, грязных волосах.
Она вроде бы закашлялась. Но может быть, это был смех, толкавшийся из её горла с хрипом и шипением. Девчонка смеялась нелепо и страшно, как безумная, содрогаясь и ёрзая, и вытирая ладонью пузырящиеся слюни и выступившие от ветра слёзы. Когда она в последний раз отвела от Джека взгляд, её глаза были мокры и уязвимы.
Секунду спустя они уже вновь пытливо резали тёмную водную толщу. Девчонка вдруг прильнула к проруби так близко, что казалось, будто вот-вот провалится, она запустила в воду руки по самые плечи — и вдруг вытащила на свет трепыхающуюся рыбину. Скользкая и сильная, та била хвостом так яростно, что тут же вырвалась и упала на лёд. Девчонка сама упала рядом на колени, прибив её руками. Тонкие пальцы её вцепились рыбе в хребет и сжимали, пока не раздался хруст, чтобы затем победно поднять над головой. На льду остались красные мазки. Красная вода потекла девочке на лицо, и та широко открыла рот навстречу опускающейся в него рыбьей голове. В изломанный рыбий череп опасливо ткнулся кончик языка, затем… ещё один. Они вместе лизнули склизкую треугольную голову с двух сторон, но снова пропали во рту, когда девочка нетерпеливо начала толкать рыбину себе в горло, кашляя и задыхаясь, и задирая подбородок всё выше.
|